— А потому, что ты беспринципная!

Клава опешила. Пожевала губами и спросила:

— А как это прин-цип-ной быть?

Рената нахмурила короткие черные брови, подумала и ответила:

— Принципной… это знаешь как? Ну, вот ты, например, позвала меня из автомата воду пить и говоришь мне: «Ренка, возьми копейку». Я говорю: «Давай». А ты говоришь: «Не дам! Обманули дурака!» А сама воду пьешь. Я на тебя за это обиделась бы. А ты захотела со мной помириться и опять говоришь: «Реночка, возьми копейку. Я правда отдаю тебе. Без обмана». А я из принципа говорю: «Не нужна мне твоя копейка! Я и без тебя обойдусь». Поворачиваюсь и ухожу. Хоть бы мне вот как хотелось попить газировки! Аж бы до самого дома терпела. Поняла?

Клава долго молчала. Потом, вздохнув, сказала виновато:

— Я б не вытерпева до дома… Я бы взява копейку.

— Вот Сонька и обижает потому. Ты за ней, как собачка все равно, бегаешь.

Клава за «собачку» сильно обиделась. И стала надевать пальто.

— Клава, что ты на меня не смотришь? Куда ты?

— А я принципно ухожу. Раз я собачка става.

— Клавочка! — затормошила ее Рената и стала заглядывать в большущие серые глаза подружки, в которых уже видны были слезы. — Что ли, ты не понимаешь? Я же необидно тебе сказала! Я хотела, чтоб ты Соньке не поддавалась!! Папа знаешь как говорит? «Человек уважать себя должен». А он знаешь какой умный! Он в этом году совсем на инженера выучится.

— Тогда хорошо, — сказала Клава, — а я думава, ты обидно… А Сонька когда мне пуватье спичкой прожгва, я с ней принципно до самого утра не разговаривава. Так она става подвизываться, чтоб я маме не сказава.

— Ну, вот и молодец! Правильно, не разговаривала. Давай лучше про школу говорить будем! Как мы с тобой учиться пойдем. И сидеть будем рядышком. Правда?

У Клавы лицо вдруг стало грустным. Она отвернулась и затихла.

— Клавочка! — встревожилась Ренка. — Что ли, я опять обидела?

— Не-ет… не обидева.

— А почему ж ты отвернулась?

— Потому… я в шкову совсем не пойду-у-у.

— Почему?… — изумилась Ренка. Сама она мечтала о школе каждый день.

— Дразнить будут. И еще двойки учительница ставить будет.

— А ты научись правильно говорить.

— Не умею я научиться… Сонька говорит: неспособная я, как пробка.

— Врет твоя Сонька! Сама пробка! А ты способная. Получше ее будешь учиться. В сто раз!

Рената утешала Клаву. Повторяла, что она способная и научится говорить правильно. Но Клава не очень-то ей верила. Они еще немножко поиграли, и Клава раньше времени ушла домой.

Из принципа

Рената еле дождалась, пока мама с работы пришла.

— Мамочка! Мама же! Клава учиться в школе не будет!

Мама успокоила ее. Заставила рассказать все по порядку. Подумала.

— Не так это страшно, Рена. Я могу с ней немного позаниматься, Правда, я не специалист… А почему бы Клавиной маме не показать дочку врачу — логопеду? Неужели ее не тревожит?…

— Не тревожит, мамочка! Не тревожит, — перебила ее Рената. — И мама ее, и Сонька над Клавой только смеются… А я назло Соньке, из принципа, хочу, чтобы Клава правильно говорила.

— Из принципа?! — мама взъерошила Ренке волосы и весело рассмеялась. — Ну, раз из принципа — давай!

Рената еле уговорила Клаву прийти к маме заниматься.

Мама билась с ней часа полтора. Но ничего у них не получалось. Клава молчала. Потом робко, нехотя произносила слог или слово. Получалось опять неправильно. И Клава надолго замолкала. Уходя, она заплакала:

— Вот!.. Ничего не повучается. Я тупая. У меня одни двойки будут.

Целый день Рената ходила грустная. А утром, когда за окном было еще темно, она прошлепала босыми ногами по паркету, разбудила маму:

— Мамуленька-а-а! Придумала. Я буду заниматься! Я!

— Будешь, будешь, доченька, — спросонья, ничего не понимая, шептала мама. — Ложись, папу разбудишь. Он знаешь, когда лег? В два часа.

— Я тихонько. На ушко. Клава, думаешь, неспособная? Нет же! Она только всех стесняется. Она меня одну не стесняется. Я ее учить буду!

— Постой, постой. Как же ты? Ты же не умеешь.

— Ой, мамочка, что ли, ты не понимаешь? Ты же меня сначала научишь, как учить. А я Клаву буду, и будет очень замечательно!

— Ой, Ренка, ты и выдумщица…

— А что? Мне ее идея очень даже нравится, — вдруг сказал папа. — Ты вот что. Не мерзни там на холодном полу. Лезь к нам в середину, и давай обсудим этот проект. Я все равно уже давно выспался.

Ренка нырнула под теплое одеяло и стала развивать свой план:

— Только чур! Пусть никто не знает. Это сюрприз Клавиному папе.

— А почему сюрприз только папе? А маме?

Ренка вскинула темные глаза на папу, потом зажмурилась и решилась:

— Я, пап, знаю, что так говорить нельзя… про взрослых. Но, ведь правда же, папка, она какая вредная… Олимпиада. Как Сонька. А Клава знаешь как папу любит! А маму и Соньку боится. Вот!..

Дело пошло на лад. Мама через Ренку выяснила, какие слоги у Клавы не получаются. Учила ее, как ставить вопросы, как держать язык. А потом уже Рената учила Клаву. Тайно ото всех.

— Клава, повторяй за мной.

— Всвух? Или про себя? — спрашивает Клава.

— Вслух. Скажи — лук!

— У-у-вук.

— Скажи — люк.

— Люк.

— Вот видишь! Вышло «лю», значит, и «лу» сумеешь. Скажи — ла.

— Ува.

— Ла! Ла!

— Ува. Ува, — повторяет Клава.

— Ля!

— Ля! — удивленно-радостно выкрикнула подружка.

— Вот! И это сумела. Ты способная! Следи за языком: ля — дальше, ла — ближе, ближе язык к зубам. Давай нараспев: ля, ля, ля, ля!

— Ля, ля, ля, ля!

— Теперь пой: ла-ла-ла-ла-ла! Ла-ла-ла!

Клава поет. Ренка хлопает в ладоши:

— Получилось! Получилось! В третий раз уже не «ва», а «ла» — чисто получилось. Ну, хватит заниматься. Давай играть будем.

Клава была мягкой и смышленой девочкой. Она стала Ренате как сестра. А Сонька завидовала их дружбе и тотчас докладывала Олимпиаде, что Клава была у Ренаты. Мать наказывала Клаву, даже несколько раз била. Но как только мать уходила из дому, Клава бежала на пятый этаж… И вдруг все оборвалось. Прошел день, два, три. А Клавы не было. Ренка часами поджидала ее у выхода. Терпеливо выстукивала карандашом по батарее. Клава на улице показывалась только с Сонькой. И на вопросы не отвечала. Рената ничего не могла понять.

— Я же ее ничем не обидела! — жаловалась Рената маме.

Мама видела, как Ренка осунулась. Но ничем помочь не могла.

На четвертый день Рената растерянно сообщила маме:

— Я хотела подарить Клаве Лыжницу. Она ей так нравилась! Но Лыжницы нет нигде. И папа сказал, что в «дом отдыха» он не убирал.

Волшебница

Клава принесла Ренатину Лыжницу домой. И сразу стала шить ей новый костюм. Розовый, из мягкой фланели. Сонька в зале нараспев таблицу умножения повторяет. Орет во все горло: «Шестью пять — тридцать пять!» А еще воображает! Клава уже давно запомнила, что шестью пять — тридцать. Пусть орет. А костюмчик хорошенький получается. И солнце в окошко светит. Вот только рукава что-то не так. Ну, ничего — получатся. Клава чуть слышно напевает: «Ля-ля-ля… Ла-ла-ла!» Только «ля-ля» — хорошо получается, а «ла-ла» — не всегда. Вот еще с Реной позаниматься — и тогда совсем будет хорошо. И рукавчики уже стали получаться.

— Клавка! Ты что делаешь?

— Костюмчик. Это мои воскутики. Мама дава.

— А куклу где взяла? Ой, да это ведь Ренкина! Ты стащила у нее?

— Я не стащива… Я поиграю и отдам, — растерянно сказала Клава. Она только сейчас вспомнила, что взяла Лыжницу без спроса. А вдруг Рената искать будет?

— Ишь ты, тихоня! Украла и прячется!

— Я не крава! Не крава! — закричала Клава.

— Нет, украла! Вот подожди. Мама придет — я ей все расскажу!

— Тогда! Тогда я сейчас! Рената ничего не скажет. — Клава схватила Лыжницу. Метнулась в прихожую.

Сонька оттащила ее от двери и зашептала: